— Раздражают ли вас ошибки в сообщениях мессенджеров? Меняется ли у вас отношение к людям? 

— Конечно, если ошибки делают те, кто в силу профессии или взятых обязательств должен писать грамотно. Если же ошибаются обычные люди, то отношусь спокойно, просто стараюсь понять суть их мысли. Правда, иногда это бывает сложно, особенно при отсутствии знаков препинания. Уровень нашей грамотности определяется многими факторами: политико-экономической ситуацией, социальным уровнем, духовными приоритетами в обществе. Что же обижаться на людей, которые виноваты в сложившейся системе меньше всего? 

— Одни сегодня пишут тотальный диктант, стараясь держать определенный уровень знаний, другие маскируют свои возможные ошибки нарочито неправильным написанием часто употребляемых слов, снимая таким образом с себя ответственность. Например, вместо ага — аха. Почему так? 

— К тотальному диктанту (а мы проводим его ежегодно) с наибольшим интересом относятся в основном люди старше 45 лет, то есть получившие еще советское образование. Им это действительно интересно, они хотят узнать что-то новое, оценить свои силы. Людям очень молодым диктант нужен в меньшей степени: они идут по другому пути развития, часто используя невербальные способы общения — мемы, смайлики. Это несомненное упрощение русского языка, идущее вслед за упрощением эмоций, мыслей, тех посылов, которые человек хочет реализовать. Спектр эмоций постепенно сужается, поэтому сегодня молодые люди каким-нибудь одним универсальным словом, например, «норм» или более эмоциональным — «прикольно», могут обозначать свое отношение практически ко всему. Но это процессы, которые происходят в обществе в целом, в языке же они только отражаются. 

— Дело в системе образования?

— Я начала работать в школе в 1984 году по единым советским программам обучения. Тогда вся система была направлена на грамотность как обязательное условие формирования развитой личности. Сейчас иначе. Преподаватель выбирает из множества программ и учебников, может предложить и свой вариант. В чем-то это, наверное, хорошо, но в целом приводит к дезорганизации учебного процесса и отсутствию четких критериев и ориентиров. 

— Откройте секрет, зачем в начальной школе нужен звуко-буквенный разбор слов?

— Детальный разбор не нужен совершенно. Полагаю, что такой подход к изучению русского языка сформировали люди, которые никогда в школе не работали и не подготовили к выпускному экзамену ни одного ребенка. 

Нельзя детей, воспитанных в русской культуре, учить русскому языку как иностранцев. Об этом писал еще в середине XIX века русский филолог Федор Буслаев в своем (первом в России) методическом пособии «О преподавании отечественного языка». Буслаев считал, что при обучении расчленять язык на излишне мелкие детали не стоит. Задача обратная: научить детей синтезировать слова в словосочетания, предложения и тексты. Необходимо учить продуцировать мысль и облекать ее в необходимые формы. 

— Сейчас у выпускников школ таких умений нет?

— У нас конечным итогом обучения русскому языку является знание отдельных позиций, правил, норм. Декабрьское выпускное сочинение для 11-классников — каторга. Детям с огромным трудом дается написание сочинений и изложений, то есть именно то, что пред- полагает синтез, умение мыслить системно. А ведь язык — самая мощная из всех систем, которая даже превосходит по количеству логических цепей и причинно-следственных связей математические аналоги. 

— То есть ЕГЭ не та система, которая позволяет оценить истинное владение языком? 

— Безусловно. Эта форма изначально не соответствует содержанию предмета. И как бы мы ее ни совершенствовали (а надо отдать должное, из года в год ее улучшают), сам принцип формализации экзамена не соответствует специфике языка как логической системы. 

К нам на филфак поступают ребята с высокими проходными баллами, в 2018 году — 281 балл по сумме трех экзаменов. Это выше, чем у юристов и экономистов. Но что мы видим, когда первокурсники начинают изучать язык системно? Резкое снижение уровня. Им сложно понять причинно-следственные связи, трудно охватить весь объем материала. Ребята привыкли запоминать, а не строить логические цепи. И мы пытаемся это компенсировать, научить их учиться. 

— Сейчас читают мало, может, в этом причина?

— Овладеть языком без чтения нельзя, ведь высшее проявление языка — это его художественная литература. И мы, осваивая литературу, постигаем язык. 

— Язык кого и какой? Нужны ли сегодня в школе «Война и мир», «Преступление и наказание»? В соцсетях часто высказывают мнение, что это «старье» слишком далеко от сегодняшней жизни. 

— Человеческие отношения не сильно за это время изменились. Отношения между мужчиной и женщиной, детьми и родителями, человеком и обществом были сложными и напряженными в XIX векe, но и сейчас они не стали проще. Только у Толстого они показаны во всей глубине и сложности, а в современной массовой литературе — простенько, на уровне разговорно-бытовых сюжетов. Наши студенты, изучив это классическое «старье», с удивлением открывают, насколько близок им Базаров, как интересен им Маяковский. Надо уметь раскрыть глубину произведения, приблизить его к сегодняшней жизни. Тогда наверняка какой-то гранью оно коснется и души современного человека. 

— Маркеры грамотности в русском языке сегодня меняются, даже кофе вдруг стал среднего рода. Чего нам ждать дальше?

— Для меня таким своеобразным маркером является употребление частиц «не» и «ни». Мало кто употребляет усилительную частицу «ни». Большинство людей заменяет ее отрицательной частицей «не». Языковые процессы имеют свои тенденции, в том числе и к упрощению. Строго нормированный литературный язык сближается с разговорным, что особенно становится заметно в выступлениях публичных людей. Идет огрубление языка, повсеместное распространение жаргонизмов, нецензурной лексики. Еще одна тенденция — теряется образность языка, его метафоричность. А ведь у нас слова многозначные, и переносное значение слова часто является более ярким, чем прямое. 

— Мат сейчас употребляют даже чиновники…

— На нашем факультете несколько раз в месяц по обращению Следственного комитета или прокуратуры проводятся лингвистические экспертизы, в результате которых делается вывод о том, является ли рассматриваемое выражение оскорбляющим честь и достоинство человека. Матерные слова, безусловно, таковыми являются. И хотя они запрещены к использованию, мы их слышим сейчас повсюду. 

У молодежи так проявляется своеобразный бунтарский дух, это их форма протеста, подчеркивающая (как им кажется) их индивидуальность. 

Мат — это экспрессивная лексика, выражающая предельный накал эмоций. Например, мат на войне, когда каждая ситуация — на грани жизни и смерти. Но у нас матерные слова звучат в ситуациях самых обычных, бытовых. Что-то не понравилось — мат, что-то понравилось — тоже мат. 

Алексей Лыков, мой и наш общий учитель, в память о котором у нас на факультете проводятся ежегодные Лыковские чтения, говорил так: «Язык — это самое комфортное, самое интимное пристанище для человеческой души». Если язык становится более упрощенным и вульгарным, если слово легко заменяется смайликом, значит, что-то неладное происходит с нашей душой. 

— Благодаря миграции населения изо всех уголков России Краснодар стал городом-миллионником. Люди привезли с собой не только пожитки, но и культурный пласт их бывшего дома. Как изменился язык краснодарцев? 

— Этот процесс актуальный, пока еще не изученный. Язык — мощная система, и быстро он не меняется. Но с вливанием новых культур всегда происходит языковое обогащение. Приживется лишь то, что поможет большинству по-настоящему яснее и легче выражать свои мысли. Что же касается местного диалекта, то наш вуз участвует в большом проекте Санкт- Петербургского института лингвистических исследований Российской академии наук — в составлении атласа русских говоров. Кубанский диалект на карте заполняем мы — студенты и преподаватели. Из каждой экспедиции по станицам края привозим и записываем интересные языковые формы. Выживут ли они? Не знаю, но мы делаем все, чтобы их сохранить. 

Источник: Краснодарские известия